Москва - Страница 16

К оглавлению

Встал и побацал шагами:

- Да, да, знаешь ли...

Удивлялся в окошко: блуждание с лампой из окон соседнего домика взвеивало чертогоны теней на соседнем заборике:

- Знаешь ли ты, - непонятно... Куда все идет?

Там лиловая липла в окошке.

- Утрачена всякая рациональная ясность.

Побацал: сел снова.

- Вот Митенька - тоже...

Представился Митя, двоящий глазами, такой замазуля, в разъерзанной курточке, руки - висляи, весь в перьях: там он улыбался мозлявым лицом, когда Дарьюшка мыла полы, высоко засучив свою юбку: стоял и пыхтел, краснорожий такой; тоже - утренний шепот: "Масленочек, марципанчик". "Пожалуюсь барыне".

- Дарьюшка, знаешь ли, - как то... Пятки получает...

- Какие пятки?

- Я о Митеньке.

Пальцами забарабанил он: тра-тата, тра-тата, тарара-тата.

- Да-с. - тарара-тата.

Слышалось в садике жуликоватые шепоточки осин с подворотнею; шлепнулось сухокрылое насекомое в комнату.

- Он - молодой человек, - в корне взять, - и понятно... А все-таки, все-таки...

Но про свое наблюдение с Дарьюшкой, - нет: он - ни слова; ведь Наденька да-с, чего доброго, - барышня... Так, покидавшись бессвязными фразами с ней (Кувердяев, невнятица, Митенька), взял со стола он нагарную свечку:

- Ну спи, мой дружок.

- Спите, папочка.

Чмокнулся.

Со-света снова в глазастые черни ушел он: в тяжелые гущи вопросов, им поднятых.

Надя сидела под пальмами; тихо глядела на бисерный вечер, где месяц, сквозной халцедон, вспрыснув первую четверть, твердился прозрачно из мутно сиреневой тверди.

А время, испуганный заяц, - бежало в передней.

...............

Стремительно: холодом все облизнулось под утро: град - щелкнул, ущелкнул; дожди заводнили, валили листвячину; шла облачина по небу; наплакались лужи; земля перепоица чмокала прелыми гнилями.

Скупо мизикало утро.

Иван же Иваныч, облекшися в серый халат с желтоватыми, перетертыми отворотами, перевязавши кистями брюшко, отправлялся к окошку: дивиться наплеванным лужам:

- Да-с.

Даль изошла синеедами; красные трубы уже карандашили мазаным дымом; и... и...

- Что такое?

Домок, желтышевший на той стороне, распахнулся окошком, в которое обыкновенно выглядывал Грибиков; там, приседая под чижиком, высунул голову черноголовый мужчина, руками расправивший две бакенбарды: въедался глазами в коробкинский дом; и потом всунул голову, стукнувшись е 1000 ю о клетку: окно запахнулось: как есть - ничего.

Тут пошел - листочес, сукодрал, древоломные скрипы. Уже начинался холодный обвой городов.

14.

Распахнулась подъездная дверь: из нее плевком выкинулся - плечекосенький черношляпый профессор, рукой чернолапой сжимая распущенный зонтик, другою сжимая коричневокожий портфель; и коричневой бородою пустился в припрыжечку:

- Экий паршивый ветришко!

Спина пролопатилась; рубленый нос меж очками тяпляпом сидел, мостовая круглячилась крепким булыжником; изредка разграхатывался смешочек извозчичьей подколесины; сизоносый извозчик заважживал лошадь, отчаянно понукаемый синеперою дамою, в чернолиловом манто с ридикюльчиком и пакетиком, перевязанным лентою, - с... Василисой Сергевной, которая чуть кивнула профессору:

- Задопятову отвозит накнижник.

Уже копошился сплошной человечник; то был угол улицы, забесившийся разгулякою; таратора пролеток стояла; лихач пролетел с раскатайным кутилою; провезли красноногого генерала; бежал красноголовый посыльный; в окно поглядел: выставлялися халцедонные вазы, хрусталь белоливный.

Пустился вприпрыжку бежать - за трамваем, и втиснулся в толоко тел, относясь к Моховой, где он выскочил, перебежавши пролетку и торопяся на дворике, перегоняя веселые кучи студентов:

- Профессор Коробкин.

- Где?

- Вот!

Запыхавшись вбежал в просерелый подъезд, провожаемый к вешалке старым швейцаром:

- У вас, как всегда-с: переполнена... С других курсов пришло.

Раздевался и видел, что тек Задопятов, стесняемый кучей студентиков:

- Пусть хоть набрюшник - припомнилось где-то.

Белеющая кудрея волос разложилася выспренним веером, пав на сутулые плечи, на ворот; мягчайшей волною омыла завялую щеку, исчерченную морщиной, мясную навислину, нос, протекая в расчесанное серебро бороды, над которой топорщился ус грязноватой прожелчиной; веялся локон, скрывая морщавенький лобик; кудрея волос текла профилем.

Око, - какое - выкатывалось водянисто и выпукло из опухшей глазницы, влажнящейся неизлитою слезою, а длинный сюртук, едва стянутый в месте, где прядает мягкий живот, где вытягивается монументальное нечто, на что, сказать в корне, садятся (оттуда платок выписал), - надувался сюртук.

Задопятов усядется - выше он всех: великан; встанет - средний росточек: коротконожка какая-то...

Старец торжественно тек, переступая шажечками и охолаживая студента, прилипшего к боку, прищуренным оком, будящим напоминание:

- У нас нет конституции.

Сухо протягивал пухлые пальцы кому-то, поджавши губу - с таким видом, как будто высказывал:

- Право, не знаю: сумею ли я, незапятнанный подлостью, вам подать руку.

Стоящим левее кадетов растягивал губы с неискреннею, кислосладкой приязнью; увидев кадета же, делался вдруг милованом почтенным, очаровательным кудреяном, пушаном, выкатывая огромное око и помавая опухшими пальцами:

- Знаю вас, батюшка...

- У Долгорукова - с Милюковым - при Петрункевичах...

Там он стоял, сжатый тесным кольцом; ему подали том "Задопятова", чтоб надписал; отстегнувши пенснэ, насадил его боком на нос и - чертил изреченье (о сеянии, о всем честном), собравши свой лобик вершковый в мясистые складочки.